Волшебный Ларец

      Жил был ларец. Великолепный деревянный ларец, полный прекрасных драгоценных камней. Хозяин мягкой белой тряпочкой бережно вытирал с него пыль. Открывал, рассматривал каждый камень, любуясь игрой солнечного света на тонких гранях. Перебирал их, перекладывал с места на место, а потом закрывал и прятал в тайник, в темноту, на потайную полочку. Там и проводил свои дни наш великолепный ларец в ожидании, когда его откроют и вновь начнут кропотливо перебирать камни. То ли и впрямь он был слишком полон, то ли камни много весили, но у ларца было тяжело на душе. Он знал, что полон драгоценностей: прелестных сапфиров и агатов, чистых и прозрачных, как небо, горных хрусталей, великолепных, как синева глубоких озер, аметистов, и множеством янтарных камней, лучей солнца, застывших в каплях слез вековых сосен. Он знал, что безмерно ценен, но как же томился наш ларец в темноте на узкой полке.
      Однажды, когда хозяин в очередной раз перебирал камни, ларец увидел на соседнем окне кормушку – обыкновенный деревянный домик, стоявший прямо под небом и солнцем. Домик был полон зернышек, и к нему прилетали птицы. Как же ему завидовал ларец! Ведь кормушка могла просто стоять и любоваться облаками, синим небом, могла греться на солнышке и мокнуть под дождем. Ведь она была обыкновенной кормушкой. Самое ценное – это были зернышки и птицы. Разноцветные, шумные, веселые, птицы прилетали по одной или резвыми стайками, они любили кормушку, ее вкусные зернышки, и дарили ей за это чудесные сказки. Сказки о далеких странах, синих горах и прекрасных белых вершинах. Кормушка хлопотала, охала и ахала, уставала от этого постоянного шума, но была безмерно счастлива.
      Ларец хотел хоть на денек, хоть на часок стать кормушкой. Пусть бы его великолепные камни превратились в зернышки; нет, пусть бы к нему прилетали великолепные сказочные птицы и клевали его драгоценные камни; нет - пусть сами камни превратятся в великолепных сказочных птиц и улетят, улетят далеко-далеко, высоко-высоко, чтобы он, ларец-кормушка, и окно, и весь дом, и город, и озеро за городом стали маленькими-маленькими и блестели на солнце, как драгоценные камни.
      Но рука хозяина вновь прятала ларец вдаль, вглубь, в темноту.
      Долго размышлял ларец: почему эти камни тяготят его душу? Ведь он, великолепный ларец, создан для того, чтобы хранить эти драгоценные камни. Почему же так тяжело у него на душе?
      Однажды он разговорился с картиной, которая висела на стене, закрывая дверцу и его потайную полочку. Картина была мудра и многое повидала на своем веку.
      Она и рассказала ему о том, что люди живут делами и мечтами. Что каждая несбывшаяся мечта превращается в камень. Если мечта чистая и великолепная, она превращается в великолепный камень. Все хорошие дела, оставленные на потом, тоже превращаются в камни. Их нельзя купить или продать. Их люди рассматривают, трогают руками, но… У людей срочные дела, и они вновь прячут камни в ларец, на потайную полочку, в темноту. «Значит, все камни, которые есть во мне, – удивился ларец, – это несбывшиеся мечты моего хозяина. Как же их много накопилось, а ведь он совсем не стар. Великолепные, блистательные, но все же – камни. И они тяготят его душу. Вот почему и мне так тяжело их скрывать в себе».
      Ларец решил, что в следующий раз он непременно скажет хозяину, что все, хватит, пора остановиться, он уже и так слишком полон камней.
      Но в следующий раз хозяин, как всегда, торопился. Он бегал туда-сюда, решал уйму дел, отвечал на звонки. Но что-то изменилось. В центре комнаты появился старый добрый рюкзак и весь дом наполнился мягким светом. Рюкзак прошел не одну сотню верст. Забирался за облака и спускался под землю, он мерз, мок, чихал, грелся на солнышке, штопал походные раны и сейчас вновь рвался в дорогу, туда, где начинается другая жизнь. Хозяин быстро, видно по привычке, наполняя рюкзак, сам наполнялся каким-то странным светом, а уходя, словно извиняясь, сказал: «Я ненадолго, в горы».
Долго ли, коротко ли, но время шло. И ларец вдруг почувствовал, что начал меняться, меняться изнутри. Все чаще и чаще ему снились волшебные сны. Все чаще и чаще он летал, летал как птица. Странно, но даже камни перестали его тяготить.
      И вот хозяин вернулся в дом. Большие изменения произошли в душе человека. То ли горы так повлияли, то ли он сам так изменился. Все предметы в доме, наполнились нежным фиолетовым сиянием.
      Человек подошел к картине, отодвинул ее, открыл дверцу, достал ларец. Подержал его в руках, немного помедлил, а потом решительно отбросил крышку.
      Шум, веселый гомон, хлопанье разноцветных крыльев – чудесные волшебные птицы взмыли вверх, летали, кружили по всему дому. Человек открыл окно:
      –Летите, летите, мои птицы, на свободу, а захотите – прилетайте в дом, вас всегда будет ждать здесь кормушка.
      И водрузил ларец на подоконник.

  

Жила-была чашка. Обыкновенная синяя фарфоровая чашка. Она была весела и приветлива, когда принимала гостей и очень радовалась, когда наполнялась горячим душистым чаем.
      Необыкновенным был рисунок – синее звездное небо и алый цветок, растущий в пустыне, а еще необыкновенным было ее неудержимое желание танцевать и петь. Но как могла танцевать и петь обыкновенная фарфоровая чашка? Это совершенно нелепое занятие для всей посуды: вдруг, растанцевавшись, соскользнешь с узкой полки буфета или вылетишь за кромку стола и грохнешься прямо на пол. Ну, а кто-нибудь слышал, чтобы чашки пели? Пел только Чайник, когда его хорошенько разогревали, он мог вдоволь посвистеть. В общем, все очень неодобрительно относились к странным увлечениям нашей чашечки. А она знай себе танцует. Притаится за Чайником вечерком, чтобы остаться на столе, и танцует, танцует целую ночь до утра. Но тихонько-тихонько, чтобы не испугать Хозяйку. А уж пела и того робче, только тогда, когда никого не было дома.
      Наша Чашечка очень любила, когда приходили гости. Люди суетились, смеялись, хохотали, выкладывали на тарелочки всякие вкусняшки, ну а чашки наполнялись до краев теплотой и радостью. Наша Чашечка поначалу никак не могла понять, почему одни смеются и поют песни, а другие серьезны и молчаливы, ничего не разбирала в словах людей, в их песнях. Но так как сама много пела – быстро схватывала ритм, чувствовала мелодию изнутри, сама придумывала свои слова и … о, они часто совпадали с людской речью. Постоянно хлопоча на кухне, она уже понимала многие слова, а иногда, но нет, может, ей показалось, даже людские настроения.
      Особенно наша Чашечка любила, когда приходил Он. Может потому, что Он из всех обыкновенных чашечек выбирал именно ее, а может потому, что стол, скатерть, старик Чайник, шалуньи-блюдца, добродушная тетушка плита – все преображались с Его приходом. Да что стол и скатерть, сама Хозяйка менялась прямо на глазах. Заливалась румянцем, хлопотала, весело смеясь, а иногда умолкала, присаживалась на краешек стула и зажигала свечи.
      Стены тонули в темноте, пространство и время исчезали, оставляя маленький островок света, в котором растворялась жизнь.
      Когда Он уходил, на столе все оставалось нетронутым до утра, и Чашка могла танцевать и петь целую ночь напролет. А утром, устало опускаясь на скатерть, она вдруг обнаруживала, что вчерашний недопитый чай совсем не остыл.
      Проходил день, все чашечки купались-умывались и с новой трепетной чистотой ждали. Наша Чашечка, почему-то, ждала, когда придет Он. Он приходил не часто. Что-нибудь приносил к столу, усаживался на любимый диванчик и как-то особенно внимательно смотрел. Смотрел…, как Хозяйка накрывает на стол, как ставит чайник, как подает ее, обыкновенную фарфоровую чашку.
      Сегодня он почему-то не пел, сидел задумчивый и тихий.
      Чашка, волнуясь, дышала теплым сказочным ароматом чая под названием «Загадки Оранжевой реки». Чашка не знала, где эта Оранжевая река, какие загадки в себе таит, но чувствовала, что она течет где-то совсем рядом с их кухней, наполняя воздух насыщенным запахом тропической земли.
      Он взял чашку в руки, сделал несколько глотков и растворил в себе весь холод зимы и зябкость мокрого снега. Он сделал еще глоток и вдруг… почувствовал ее взгляд, поднял глаза – все всколыхнулось в нем. Чашка это поняла, мелкая дрожь пробежала по парящей поверхности. Все всколыхнулось, и полился поток теплоты, заполняющий все пространство, устремленный к ее глазам, поток такой силы, что казалось, он может все расплавить на своем пути, но наткнулся на такой же теплый, но легкий поток ее глаз. Они сидели по разные стороны стола, но Чашка видела, чувствовала, что они сидят рядом, нет, не сидят, а летят, кружат, танцуют, переплетаются и растворяются друг в друге. Чашка попала в тот поток и тоже закружила…
      Сколько это длилось, Чашке трудно припомнить, но, когда она оглянулась, Хозяйка на кухне была одна. “Свечам осталась ровно треть, ах им гореть, еще гореть” – вдруг начала рифмовать Чашка и неожиданно для себя самой заскользила, затанцевала вновь на столе, полетела легко и свободно по белой скатерти. А потом тихонько запела. Хозяйка только ахнула, выронила ложечку, но осталась стоять неподвижно. Чашечка не знала, откуда приходят слова и мелодия, она их просто чувствовала, как чувствовала теплоту Его рук:

Чай не остынет до утра…
Хозяйка взяла в руки танцующую Чашку – он уже давно ушел, но оставшиеся «Загадки Оранжевой реки» взрывались в воздухе кипящими пузырями.