Жил-был Царь правильный лыжник и жена его правильная лыжница.
Катались они на лыжах с незапамятных времен. И на Чегете катались, и
до приюта пешком ходили, и в Кировске, и в Парамоново на моторизованном
бугеле. Пили водку, пели с друзьями песни дурацкого содержания про горы
громко и хвалили свои Польспорты с цельнотянутыми маркерами и Альпины
трехклипсовые.
Им бы жить не тужить, да была у них дочурка Снегодурочка, и ведь
всем хороша дивчина и лицом, и статью, и персии навыкат, и задница в
ретузах — раз посмотришь — три дня стоит, а не могла на лыжах она
горных устоять, то лыжи скрестит, то на жопу упадет и постоянно сука
палки прокатные с кресла роняет.
Что только Царь с женою не делали: инструкторов вызывали из как его
Ски про и настоящих из-за границы дипломированных, и карвы модные с
платформами покупали и перчатки специальные фирмы Леки, к которым палки
пристегиваются, да все одно, не давалось ей чувство канта и равновесия,
мордой в склон хрясь, лыжа в кусты фигак, палка с кресла сука пиндык. И
водку пить не может. Ее от нее видите ли тошнит.
В общем одно расстройство.
Погоревал-погоревал Царь, да делать нечего — пока они с женой все в
поту на своих лыжах гигантских новые вершины покоряют с друзьями своими
в потертый эластик одетые — дочка в Милане шопица и со всеми подряд еб…
пардон увлекается искусством Флорентийской республики эпохи Возрождения.
Да беда, видать, не приходит одна. Жена царя дура ски меп как-то
кверх ногами перевернула, села не на тот подъемник и уехала в облако. А
вернулась на кресле только шапочка лыжная с изображением черепа и
надписью «Олимпиада — 80».
Диавол, стало быть, забрал.
Царь совсем в кручину ударился. На горы не смотрит, сидит одинокий в номере остервенело дро…, пардон, канты точит.
Все одно голод не тетка. Пошел Царь в ресторан изысканной пиццы
вкусить с сыром трех сортов, а с колбасой аж шести. Да и обомлел. У
прилавка стоит дивчина красоты несусветной, комбинезон цветами
расписан, на глазах очки в дорогой оправе и лыжи держит так сексуально
— эээээ… в общем, обняв всей ладонью с упором на верхние пальцы.
И расцвела в душе царя весна. Подошел он к дивчине, да и молвит: «А
знаешь ли ты дивчина, что я на соревнования Университета занял шестое
место в своей весовой группе по слалому?». А она как улыбнется своим
добрыми губами, да и молвит в ответ: «Как же хорошо что вы мне
встретились! А то я здесь, говорит, первый раз, говорит, пугаюсь всего,
говорит, и поучить меня как на этом всем катацо некому….»
Слово за слово, дело за дело, покатилось все под горку и уж через
два дня сыграли по быстренькому свадьбу простенькую лыжную под храпение
верных товарищей в многоместных апартаментах. А потом еще пару раз для
верности сыграли. Царь то еще мужчина ого-го! Совсем не эге-гей.
Да только была та весна ложная. Как вернулся Царь с нареченной своей
в хоромы столичные, прознала она коварная про дочку Царя. Да и взвилась
в груди ее злоба черная! Ясен пень, она с мокрой жопой по горам лазает,
водку вечером пьет, песни орет в комнате прокуренной, что лучше гор
могут быть только горы, по ночам Царя к унитазу водит, чтоб тот на
коврик перед кроватью не наблевал невзначай, а она? Только одна сумочка
от Диора тыщи две стоит, хрен знает чего но пускай будут доллары, а то
если евро то это страшно совсем.
Невзлюбила мачеха падчерицу. То трусы ее шелковые красоты
неописуемой в унитаз спустит, чтобы тазик освободить, то косяк
заначенный перезаначит, а тож совсем ужас Космополитен подсунет, мол
читай деточка, разжижай мозги.
Да только это все полумеры: что не делай, не помогает. Трусов нет,
без трусов в институт пойдет, косяк пропадет — кислотой закинеца, а в
Космополитен письмо написала такого содержания в колонку «Что я люблю в
сексе», что редакция на всякий случай мачехину подписку на журнал этот
распорядилась срочно прервать, деньги вернуть, и впредь не подписывать.
Себе дороже.
И задумала мачеха коварство страшное: куплю, думает, Снегодурочке
сноуборд. На сноуборде каждый дурак говорит может научица, ей
понравится небось, поедет она с нами в горы, да царь как увидит, что
дочка его из лыжной семьи на сноуборде рассекает, так станет ему перед
друзьями верными так стыдно, что обнимет его тогда Кондратий
преждевременный, и буду я тогда Царица и в хоромах столичных, и в
поместье в Балабаново в СНТ «Лучь физики».
Пошла в магазин проклятый, где все стены черным, а продавцы да и
продавщицы проколоты в самых неожиданных местах. Купила сноуборд,
ботинки и крепы — все адской фирмы Бертон — это чтоб наверняка. Одежду
купила темного цвета, словами «фук» и «сук» расписанную (это как
продавец сказал «честь» и «смелость» по иностранному), да и дарит со
словами: «Прими Снегодурочка в подарок комплектик. Полно уж на двух
палках мучаться — пора уже к одной переходить — как все прогрессивные
девушки всего мира.» Иносказания про палки Снегодурочка не поняла, но
комплектик радостно заначила и сразу же в одежду оделась. Красота! Не
видать ни шыша! Только штаны падают.
В ближайшие ж выходные Снегодурочка тайком собралась, уложила в
котомку боты с доскою и поездом электрическим в страну Подмосковию
(северную ее часть). Открылось ей из автобуса, который после
электрички, место чудесное. Посреди степи насыпан холм небольшой,
вокруг народа тыщи, все наверх едут, а потом вниз скатываются.
Сталкиваясь, матюкаясь, и увязая в крупе. Сорочаны называются.
Пошла Снегодурочка на склон. Раз жопой приложилась, два, да вдруг
чувствует, что получаться начинает, и такое счастье в ее душе
сделалось, что уж и свет погас, и самый распоследний канатчик к себе в
Яхрому уехал, а она все поднимается да и скатывается.
Да тут вдруг завыл ветер, налетела буря страшная — ледяная, снегоход
один ветром унесло (правда потом механики пили весь месяц — на что
непонятно) подхватило Снегодурочку ветром, понесло, перевернуло и жопой
хрясь! И в момент она заледенела как статуя снежная, и жопа к насту
примерзла. Прям посреди третьего склона иттить.
Две недели сидела так — никто понять не мог, как ее отодрать (в хорошем смысле этого слова) от склона, да в санчасть перенести.
В столице отец все глаза исплакал: «Гдеж кровиночка моя?» Да все
одно найти ее не сможет — ведь дальше Парамони не поедет он. Страна там
страшная — бесовская.
Да как-то раз с первыми лучами Солнца, дабы спеть ему песню и
избавится от похмелья, вышел Настоящий Карвер. Канты с лучах сверкают,
улыбку в бороде прячит, и матерится сквозь зубы, что тут блин на
третьей-то поставили? Бюст на родине героя блин? Охренела администрация
— слов нет.
А едет то как! Что не дуга то овал, что не овал то эллипс, с пятки
на нос перепрыгивает, где голова а где жопа вооще непонятно, такие
транзиции быстрые. От вида этого в сердце Снегодурочки зародилась
теплота, потом опустилась потихонечку вниз, жопа ее отогрелась и от
склона отлепилась. Встала она и как зачарованная за Настоящим Карвером
смотрит.
Долго ли — коротко, закончились у Настоящего Карвера подъемы и пошел
он жаждой томимый в кафе испить хмельного напитка. Сидит, пиво пьет, по
усам течет но в рот попадает. И немало.
А тут откуда не возьмись подгребает к нему и не мышка не зверушка, а
неведома лягушка в темной одежде словами «честь» и «смелость» по
иностранному исписанная с Бертоном подмышкой и молвит: «Восхитил ты
добрый молодец красотой езды своей неписанной, и ангуляция я смотрю у
тебя крепкая. Лобзани в уста меня мой добрый друг, отогреюсь я от этого
окончательно, и буду навеки тебе женой!». Карвер пивом поперхнулся и
говорит: «Слышь мать я земноводных как-то не очень…» и тут на счастье
штаны широкие как спадут!
Карвер как увидел счастье такое объемное, настоящее! Два раза
просить себя не заставил всю Снегодурочку лобзаньями покрыл
приговаривая: «Милая моя! Хорошая! Сколько лет ждал тебя я! Куда бы нам
с тобой поехать….»
И от поцелуев карверских крепких случилось чудо чудное. Превратились
одежды широкие в симпатичный костюмчик с обтягивающей попой, боты
сделались Траком 325 с термофлексом, доска с росписью дурацкой
обернулась Вирусом серебристым, про крепления я уж не говорю.
Взметнулся Катек во всю высь!
Шлем кстати в какой-то момент появился. А что, безопасность превыше
всего! И набил об этот шлем Карвер бланш такой офигительный, что когда
они со Снегодурочкой в хоромы столичные прибыли, свет был такой яркий,
что увидела сразу мачеха Ботинки горнолыжные блестящие! Поняла она
сразу, что не удалась ее подлость пакостная, и разорвалось сердце ее
окаянное! Собрала она вещи, и пошла куда глаза глядят, и работает
сейчас заместителем декана факультета иностранных языков в
педагогическом институте им. Крупской.
А несчастный Царь из-за невзгод таких так сердцем ослабел, что когда
возвращаясь пьяный из сортира увидел в коридоре две лыжи с четырьмя
креплениями так удивился что ноги его подкосились, упал он, ударился
темечком да и отдал боженьке душу. Оставив при этом молодым хоромы на
садовом, поместье в Балабаново и долю в Сбербанке.
Продали молодые поместье в СНТ «Лучь физики» и стали жить поживать
добра наживать, а на деньги от поместья в Зольден ездить каждый месяц
на неделю. И стала жизнь краше!
Аффтор: http://www.onboard.ru
|